俄罗斯与穆斯林世界，2008年俄文版

РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 3 • 2008 Алексей Малашенко Россия и мусульманский мир МОСКОВСКИЙ ЦЕНТР КАРНЕГИ CARNEGIE MOSCOW CENTER MOSCOW Серия «Рабочие материалы» основана в 1999 г. Полная или частичная перепечатка данной публикации возможна только с письменного согласия Московского Центра Карнеги. При цитировании ссылка на издание обязательна. Московский Центр Карнеги Россия, 125009, Москва, Тверская ул., 16/2. Тел.: (495) 935-8904. Факс: (495) 935-8906. Эл. почта: info@carnegie.ru. Интернет: http://www.carnegie.ru. Электронные версии всех публикаций Московского Центра Карнеги: http://www.carnegie.ru/ru/pubs. Статьи и доклады, издаваемые Московским Центром Карнеги в серии «Рабочие материалы», обеспечивают читательской аудитории оперативный доступ к наиболее актуальным исследова- ниям по вопросам внешней и внутренней политики в России и Евразии. В серии публикуются либо промежуточные итоги работы, либо материалы, заслуживающие немедленного внимания читателей. Ваши отклики и комментарии просим направлять авторам работ по вышеуказанно- му адресу. В издании отражены личные взгляды автора, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир или Московского Центра Карнеги. Редактор А. И. Иоффе В издании анализируется политика Российской Федерации по отношению к мусульманско- му сообществу, рассматриваются ее подходы к представителям радикального ислама. Дается характеристика связей России с некоторыми мусульманскими государствами в области добычи энергоносителей, а также в военно-технической сфере. Об авторe Алексей Всеволодович Малашенко — доктор исторических наук, профессор, член научного сове- та Московского Центра Карнеги, сопредседатель программы «Религия, общество и безопасность». © Carnegie Endowment for International Peace, 2008 3РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 3 • 2008 Содержание Введение ................................................................................................................................................ 4 Между Востоком и Западом ................................................................................................................ 5 Как менялся взгляд на мусульманский мир ...................................................................................... 6 Между исламом и Западом .................................................................................................................. 9 Посредничество с исламистами: надежды не оправдываются ...................................................13 Россия и Центральная Азия .............................................................................................................15 Что в энергетике? ...............................................................................................................................16 Военно-техническое сотрудничество .............................................................................................20 Заключение .........................................................................................................................................24 О Фонде Карнеги ...............................................................................................................................26 4 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 3 • 2008 Введение Внешняя политика уже давно не чужда религии. Обстоятельства межконфессиональных отношений учитываются при разрешении многих конфликтов. Внешнеполитический курс любой страны часто получает помимо прочего еще и религиозное обоснование, что делает его в глазах общества более понятным. Насколько важно при выработке внешней политики учитывать религиозную принадлеж- ность своего партнера или оппонента? «Основанная на вере дипломатия, — считает бывший государственный секретарь США Мадлен Олбрайт, — может быть полезным инструментом внешней политики... Влияние на политику возрождающегося религиозного чувства будет продолжаться»1. Справедливее всего это звучит в отношении мусульманского мира. И США, и Европа, и Россия, и Китай при всей избирательности подхода к каждой отдельно взятой мусульманской стране обязательно учитывают ее принадлежность к исламскому сообществу. Причины этого таковы: присущая исламу политизированность;• обязательное членство каждой из таких стран в транснациональных мусульманских • институтах; соблюдение (хотя бы частично и формально) на государственном и общественном уров-• нях исламской солидарности; существование трансграничного радикального религиозно-политического движения;• географическое расширение ислама, его продвижение в Африке и Европе;• существование в мусульманском мире и на пограничных с ним территориях конфликт-• ных зон. К этому можно добавить утвердившийся на рубеже веков на Западе тезис о необходимости демократизации всего мусульманского мира, что, в свою очередь, увязывается с реформой исла- ма и констатирует его гомогенность. С другой стороны, существует и другое мнение, сводящееся к тому, что мусульманский мир — это миф или просто политическая спекуляция. Таких взглядов придерживается, напри- мер, авторитетный французский ученый Оливье Руа, который считает, что «геостратегии исла- ма не существует, поскольку не существует ни земли ислама, ни мусульманского сообщества»2. Проблема состоит в том, что во внешней политике невозможно полностью принять одно мнение или абстрагироваться от него. Безусловно, мусульманский мир с экономической и политической точек зрения представляет собой многоцветную мозаику, однако самоощущение единства исламской уммы относительно остального мира не может быть сброшено со счетов. Точно так же нельзя игнорировать религиозную составляющую всех конфликтов с участием мусульман. Двоякость подхода к мусульманскому миру как к некой политико-культурной целост- ности и в то же время искусственному конгломерату является объективно неизбежной, что отражается на характере отношений с ним. 1 Albright M. Faith and Diplomacy // The Rev. of Faith & Intern. Affairs. — 2006. — Vol. 4. — № 2. — Fall. — P. 9. 2 Roy O. L’Islam Mondialisé. — Paris: Seui, 2002. — P. 210. 5РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 3 • 2008 Между Востоком и Западом Для России дополнительной причиной внимания к религиозному фактору при определе- нии внешней политики на мусульманском направлении является то, что она не определилась и не торопится определиться окончательно со своим геополитическим и цивилизационным выбором. Во-первых, Россия не способна вписаться в западнохристианскую цивилизацию. Она не в состоянии занять полноценное место в западном сообществе, а в 2000-х годах вообще «рас- хотела» его занимать. Во-вторых, это толкает Россию к поиску на южном и восточном направлениях с упором на свою «бицивилизационную» идентичность. Этот подход зиждется на идеологии евразийства или, как его теперь иногда называют, неоевразийства. «Неоевразийство предлагает лидерам (России. — А. М.) такое стратегическое в дение, которое освобождает незападные цивилиза- ции от глобализма и предлагает сблизиться с мусульманскими странами, поскольку пропасть между ними и Соединенными Штатами все более расширяется»3. На самом деле неоевразийство — это искусственная идеологема, которая не может быть применена ни к одному практическому аспекту внешней политики России, в том числе ни к российско-китайским, ни к российско-индийским отношениям, не говоря уже о попытках пробиться в Латинскую Америку. Карту неоевразийства невозможно разыграть в российско- исламских отношениях, хотя это и пытаются сделать некоторые российские мусульманские идеологи, прежде всего глава Центрального духовного управления мусульман России и евро- пейских стран СНГ Талгат Таджутдин. Неоевразийство дорого лишь Казахстану, да и то по сугубо конъюнктурным соображениям, которые в ближайшие годы могут претерпеть существенные изменения. Поиск в бицивилизационном направлении отягощен трудностями: по большому счету Россия — чужая и для Юга, и для Востока. Вспоминается без малого двухсотлетней давности высказывание русского философа Петра Чаадаева: «...Мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого»4. Одним из наиболее непонятных концептов официальной идеологии является «цивилизаци- онная составляющая национальной безопасности», которая призвана «обеспечить защиту от внешних угроз для всех сфер жизнеобеспечения: политической и экономической систем, этни- ческих и религиозных структур, культуры, всех форм общественного сознания, идентичности, традиций, образа жизни». Одновременно «важной составляющей национальной безопасности является также и религия», а «религиозные конфессии, и прежде всего православие, способ- ствуют сплочению общества, увеличивают защитное духовное пространство»5. Промежуточное положение между Западом и Востоком представляется удобным обосно- ванием для декларирования особых отношений с мусульманами. Москве иметь с ними дело проще, чем с европейцами и американцами. У мусульман к России не возникает вопроса, который характерен для ее отношений с Западом, — о соответствии российской политической системы общепринятым демократическим стандартам. В 2007 г. во время поездки президента Владимира Путина по мусульманским странам для него стал разыгрываться совершенно иной «спектакль», распахнул свои двери другой мир, в котором не существовало скользких тем, а сплошь приятные — бесконфликтное, лишенное тени подозрительности и взаимных упреков турне... Даже в «развернутой на Запад» Турции, например, обращают внимание на то обстоятель- ство, что в отличие от европейцев и американцев российские политики относятся к турецким политикам с уважением. Отмечают турки и общность политических культур, в частности осо- бый упор на центральную роль государства 6. Мусульманские руководители никогда не поднимают тему прав человека. Они не столь остро, как ожидалось, критиковали Москву за войну в Чечне. По признанию российских дипло- матов в Комиссии по правам человека в Женеве, Россия выступала заодно с мусульманскими странами, в частности, с Саудовской Аравией, и они «снимали» вопрос о Чечне. Россия, в свою очередь, не призывает мусульман к демократии, не вмешивается в их внутренние дела, выражая 3 Chaudet D., Parmentier F., Pelopidas B. L’empire au miroir. — Gen ve; Paris, 2007. — P. 158. — Librairie DROZ. 4 Чаадаев П. Я. Избр. соч. и письма. — М., 1991. — С. 25. 5 Киршин Ю. Я. Цивилизационная составляющая национальной безопасности // Независимая газ. — 2008. — 1 февр. 6 Kiniklioglu S. The Anatomy of Turkish-Russian Relations // Insight Turkey [Ankara]. — 2006. — Apr.—June. — Vol. 8. — № 2. — P. 86. 6 РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 3 • 2008 понимание по отношению к доминирующему повсеместно в мусульманском мире авторитаризму. Как съязвила по этому поводу газета «Коммерсантъ», «наша политическая подгруппа в мире — это Саудовская Аравия, Катар, Иордания, а не “восьмерка”»7. В-третьих, «поиск особых отношений с арабским и мусульманским миром отвечает официаль- но провозглашенному внешнеполитическому курсу России на укрепление многополярности»8. В этой связи можно отметить и то, что Москва осторожно вводит идею общих для России и мирового мусульманства угроз и вызовов со стороны Запада, прежде всего США. И этот тезис для некоторых мусульманских политиков оказывается чувствительным. Так, во время визита Владимира Путина в апреле 2008 г. в Ливию лидер этой страны Муаммар Каддафи заметил, что есть силы, которые нападают на Ирак и Афганистан, причем эти же силы «делают вид, что помогают мусульманам в Боснии, Герцеговине или Чечне, а на самом деле дестабилизируют обстановку»9. В-четвертых, дополнительное значение исламскому фактору в российской внешней поли- тике придает присутствие в стране почти 20-миллионного мусульманского меньшинства 10, не учитывать настроения которого Кремль не может. В-пятых, «исламский фактор» важен ввиду угрозы религиозного экстремизма. В России по сравнению с другими немусульманскими странами произошло наибольшее количество терак- тов, исполнители которых квалифицировали себя как муджахеды. Таким образом, борьба про- тив религиозного экстремизма оказалась поводом для сотрудничества с Западом. Как менялся взгляд на мусульманский мир В первые годы после распада CCCР отношения России с мусульманским миром претерпе- ли кардинальные изменения. Хотя возглавивший Министерство иностранных дел Андрей Козырев и констатировал важность мусульманского, точнее, ближневосточного направления, но рассматривал его как инерционное и третьестепенное, доставшееся в наследство от совет- ской внешней политики. На фоне сближения с Западом разговоры о развитии контактов с мусульманским Востоком были данью вежливости и звучали фальшиво. Москва исключила из своей внешней доктрины поддержку национальных движений, отка- залась от самостоятельных инициативных шагов в ближневосточной политике, полностью положившись на американских и европейских партнеров. Сделать это было несложно, ибо еще в 1977 г. с началом кэмпдэвидского процесса роль Советского Союза в урегулировании арабо- израильского конфликта обесценилась. Попутно обнаружилось, что СССР не оставил России в мусульманском мире никакого серьез- ного экономического наследства — только долги. Советский Союз дотировал (или, как теперь говорят, спонсировал) дружественные ему страны, не получая взамен никаких экономических выгод. И тем не менее индифферентность России к мусульманскому миру не означала исчезновение из внешней политики исламского фактора. После распада СССР, а вместе с этим и биполярной системы, ислам полноценно вписывался в мировую политическую конъюнктуру, а действующие под религиозными лозунгами силы превратились в субъект мировой политики. Для России это было особенно важно. К тому же именно в связи с исламским фактором можно обнаружить преемственность (пусть печальную) ее внешней политики: у России срав- нительно быстро появился свой «мусульманский фронт» — спустя несколько лет после завер- шения афганского джихада начался джихад чеченский. Подобно афганской войне чеченская негативно влияла на положение России в мировом сообществе. Исподволь, но все ощутимее исламский фактор начинал проявляться в ее отношениях с ближ- ним мусульманским зарубежьем. Обращение к исламу, стремление обозначить свою принадлеж- ность к мусульманскому миру дистанцировало бывшие советские республики от метрополии. Разумеется, правящие элиты не стремились инкорпорироваться в мусульманское сообщество (они были бы в нем инородным элементом), но апелляция, пусть и непоследовательная, к исла- му, активизация отношений с зарубежными единоверцами создавали дополнительные возмож- ности для маневра во внешней политике. Наконец, многие тамошние политики рассчитывали 7 Строкань С. Цена вопроса // Коммерсантъ. — 2007. — 14 февр. 8 Levesque J. Russia and the Muslim World: The Chechnya Factor and Beyond // Russian Analytical Digest. — 2008. — 44/08. — 2 July. — P. 6. 9 Посеяли зерна и собрали урожай // Время новостей. — 2008. — 18 апр. 10 20 млн — это, если можно так выразиться, официальное количество мусульман России, неоднократно упоминавшееся российскими президентами и Министерством иностранных дел. По другим данным оно колеблется в пределах 15—20 млн, хотя в некоторых мусульманских кругах полагают, что число приверженцев ислама в России значительно выше. 7РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ № 3 • 2008 обменять пробудившееся публичное пристрастие к исламу на экономическую помощь едино- верцев. Вдоль южной границы России формировался кипучий мусульманский анклав с уже несоветской идентичностью, со спорадическими проявлениями религиозного радикализма. Один из сценариев, предложенных в 1994 г. возглавлявшейся тогда Евгением Примаковым Службой внешней разведки, предполагал возрастание для России «исламской угрозы». Его авторы исходили из перспективы проникновения исламизма из Таджикистана, где в то время шла гражданская война, и Афганистана, где усиливалось движение талибов. В 1994 г. началась дестабилизировавшая Северный Кавказ война в Чечне, в 1996 г. талибы пришли к власти в Кабуле. Афганистан превратился в центр международного исламизма, где проходили обкат- ку экстремисты из Центральноазиатского и Кавказского регионов. Образовался «полумесяц нестабильности», один рог которого упирался в Кавказ, а другой — в китайский Синьцзян. «Исламистский полумесяц» взошел на геополитическое небо, конечно же, раньше. Его при- несли с собой Иранская революция, война в Афганистане, где имела место интернационали- зация джихада, символом которой спустя некоторое время стала бенладеновская «аль-Каида». У одних афганское сопротивление породило иллюзию, что исламским радикализмом можно безнаказанно манипулировать, у других — что воевать против него бессмысленно. Одной из серьезнейших ошибок той поры было самоустранение России от участия во вну- триафганских делах. В 2004—2005 гг. у нее была реальная возможность сохранить свое при- сутствие на афганской политической сцене, например, используя симпатии к России одной из ключевых фигур Афганистана — Ахмад Шаха Масуда, но по ряду объективных и субъективных причин это не было сделано 11. 11 сентября 2001 г., с моей точки зрения, не открыло ничего принципиально нового в отно- шениях между мусульманским миром и Западом включая Россию. «Оно не повлекло за собой существенного пересмотра политических установок или ориентаций у отдельных государств и политических блоков», — писал я в 2001 г. в брифинге с вызывающим названием «А мир оста- ется прежним...»12. Однако свершившаяся в тот день человеческая и политическая трагедия жесточайшим образом продемонстрировала крайнюю остроту, неразрешенность и протяжен- ность этих отношений в ближайшей исторической перспективе. В этих условиях России предстояло не просто определить свое отношение к исламскому актору в его экстремистской ипостаси, т. е. к исламистской угрозе, но и подумать о возможно- сти более эффективного использования этого фактора во внешней политике. Исламистская угроза России обнаружилась внутри нее самой. Барьер между внутренним и внешним исламом становился в значительной степени проницаемым, и связь между россий- скими мусульманами — будь то на Северном Кавказе или, в меньшей степени, в Поволжье, на Южном Урале — регулярна и разностороння. На территории России действовали разного рода благотворительные организации с идейно-политическим уклоном: «Спасение» (МИОС), «Джамаат Ихья ат-Турас аль-Ислямий» («Общество возрождения исламского наследия»), «аль- Харамейн» («Две святыни»), «аль-Хайрийя» («Благотворительность»), «Benevolens international foundation», «Катар», а также такие группировки, как «Хизб ат-тахрир», «аль-Каида», «Братья- мусульмане». Исламизм обосновался в ближнем зарубежье. Пафос многочисленных «антитеррористиче- ских» публикаций был направлен на формирование мнения, что исламистская угроза возникла исключительно вследствие деятельности внешних сил. Однако такой подход — это социаль- ный заказ, в нем игнорируются внутренние причины роста происламистских настроений. Характерное для авторитарных режимов облечение социального протеста в религиозную форму при отсутствии реально действующих демократических институтов превращало исла- мизм в единственную оппозицию. По выражению бывшего премьера Казахстана Акежана Кажегельдина, «в Центральной Азии за оружие берутся люди, которым новоявленные ханы- султаны не оставили легальной ниши для оппозиционной политической деятельности»13. Реальность угрозы со стороны религиозных экстремистов связана еще и с тем, что в их пред- ставлении Россия (ее культура, религиозная принадлежность, история) рассматривалась как часть Запада. Формулировка аятоллы Хомейни, называвшего Америку «большим Сатаной», а СССР — «малым Сатаной», сохраняет актуальность. Конечно, в зависимости от позиции той или иной исламистской группировки упор в определении может делаться либо на существи- тельное, либо на прилагательное. Но при любом раскладе понятие «Сатана» не исчеза